Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!
Сегодня мы вспоминали последние часы земной жизни Спасителя (6-ой и 9-ый час), распятие на Кресте и Его смерть. Перед нашим духовным взором было также стояние у Креста Его Пречистой Матери, оплакивание Ею Своего Сына и усыновление Матерью Божией через Св. Апостола Иоанна Богослова всего рода человеческого («Сей сын Твой, а се – Матерь твоя», Ин. 19,25-27).
Перед нашим духовным взором гора Голгофа и три орудия смерти. В середине Крест Спасителя (Древо Жизни). На него в первую очередь обращены наши взоры. В этом Кресте сконцентрировано всё наше христианское упование, всё наше богословие, всё домостроительство Божие о человеке. Как в Ветхом Завете Древо познания Добра и зла предлагало человеку сознательный, осмысленный и свободный выбор между Добром и злом, между Жизнью и смертью, между Богом и диаволом, так в Завете Новом Крест Христов становится Древом Жизни. И вкушение его духовных плодов соединяет и примиряет нас с Богом, усыновляет нас с отвергнутым нами, нашими грехами Отцом Небесным. «Так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, а имел жизнь вечную» (Ин.3, 16). Спаситель взял на Себя все грехи мира, грехи каждого из нас. Молился на Кресте даже за врагов и распинателей: «Отче, отпусти им, ибо не ведают, что творят» (Лк. 23, 34).
Мы же распинаем Господа своей греховной жизнью чуть ли не каждый день. Спасителя мира распяли не просто какие-то конкретные люди, жившие в ту пору, а распяла человеческая злоба, ненависть, равнодушие, гордыня и одновременно раболепие, неверие и невежество, запредельная агрессия одних людей по отношению к другим, инакомыслящим, инакочувствующим и инаковидящим людям. Разве мы, живущие спустя две тысячи с лишним лет, свободны от этих пороков и изъянов? Способны ли мы возлюбить хотя бы своего ближнего той любовью, которую нам заповедал Христос Спаситель? Если нет, то как мы можем возлюбить Самого Господа Бога и Его Единородного Сына? Можем ли мы исполнить в своей жизни две Его важнейшие заповеди: о любви к Богу и людям (Мф. 22, 37-40)? Вся беда наша в тепло-хладном и равнодушном сердце. Вспоминаются слова Апокалипсиса: « Ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден, или горяч! Но как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих» (Откр. 3; 15-16). Теплохладность и равнодушие – духовные болезни века сего и падшего человека: мы молчим и не замечаем неправду и вопиющую несправедливость вокруг нас, в изобилии разлитую по всему миру. Как сказал великий русский поэт: «К добру и злу постыдно равнодушны»… Современное человечество легко смиряется со злобой и агрессией, с неправедными правителями и властителями мира сего, с агрессивными войнами, коварными убийствами и преступлениями, которые совершаются только из-за того, чтобы удержаться у власти ради культа золотого тельца. Мы перестаём замечать смерть и страдания наших ближних — невинных людей, стариков, женщин и детей. Всё как во времена царя Ирода… Мы можем формально принадлежать к православной вере, называть себя христианами, но сердца наши будут тепло-хладные и равнодушные, как у тех людей, стоявших более двух тысяч лет назад перед Пилатом в Иерусалиме и кричавшие: распни, распни Его. «Бойся равнодушных! Это с их молчаливого согласия совершается всё зло на земле»,- очень метко сказал один известный чешский писатель, участник сопротивления нацистской тоталитарной системе и погибший в этой борьбе.
«Сын Человеческий, придя, найдёт ли веру на земле»… (Лк.18, 8). Мы всё чаще и чаще задумываемся над этим. Эти слова, конечно, напрямую связаны с Его славным Вторым Пришествием и воцарением антихриста. Но они также характеризуют и наше духовно-нравственное состояние: примем ли мы Пришедшего Христа, узнаем ли Его… или отвергнем Его и откажемся от Него, как это было более двух тысячелетий назад. У великого русского писателя Ф.М. Достоевского в романе « Братья Карамазовы» есть притча о Великом инквизиторе. Она представляет собой аллегорический рассказ Ивана Карамазова брату Алексею о том, что при пришествии Христа в этот падший греховный мир Его бы вновь распяли или сожгли как еретика на костре. Устами великого инквизитора, римского кардинала и церковного иерарха, выносится зловещий вердикт Спасителю: Ты нам здесь не нужен, зачем Ты вновь пришёл и мешаешь нам…
Поэтому, дорогие братия и сестры, предстоя и с трепетом и благоговением прикладываясь к священной Плащанице, будем помнить, что Господь умер за каждого из нас. Будем благодарить Бога за спасение, которое даруется нам Его Сыном Единородным, и которое мы не можем до конца понять и оценить. А иногда мимо которого так безразлично проходим. Да не будет этого!
Все мы – великие грешники и справедливо несём наказания и испытания, попущенные нам Богом. Но не будем отчаиваться и унывать. Двери для покаяния и исправления нашей жизни всегда Господом открыты. Будем же просить у Бога милости, прощения нашим грехам и несовершенствам, принеся плоды искреннего и нелицемерного покаяния. Аминь.
Борис Пастернак
На Страстной
(Из поэтической тетради Юрия Живаго)
Еще кругом ночная мгла.
Еще так рано в мире,
Что звездам в небе нет числа,
И каждая, как день, светла,
И если бы земля могла,
Она бы Пасху проспала
Под чтение Псалтыри.
Еще кругом ночная мгла.
Такая рань на свете,
Что площадь вечностью легла
От перекрестка до угла,
И до рассвета и тепла
Еще тысячелетье.
Еще земля голым-гола.
И ей ночами не в чем
Раскачивать колокола
И вторить с воли певчим.
И со Страстного четверга
Вплоть до Страстной субботы
Вода буравит берега
И вьет водовороты.
И лес раздет и непокрыт
И на Страстях Христовых,
Как строй молящихся, стоит
Толпой стволов сосновых.
А в городе, на небольшом
Пространстве, как на сходке,
Деревья смотрят нагишом
В церковные решетки.
И взгляд их ужасом объят.
Понятна их тревога.
Сады выходят из оград.
Колеблется земли уклад:
Они хоронят Бога.
И видят свет у царских врат,
И черный плат, и свечек ряд,
Заплаканные лица —
И вдруг навстречу крестный ход
Выходит с плащаницей,
И две березы у ворот
Должны посторониться.
И шествие обходит двор
По краю тротуара,
И вносит с улицы в притвор
Весну, весенний разговор,
И воздух с привкусом просфор
И вешнего угара.
И март разбрасывает снег
На паперти толпе калек,
Как будто вышел человек,
И вынес, и открыл ковчег,
И все до нитки роздал.
И пенье длится до зари,
И, нарыдавшись вдосталь,
Доходят тише изнутри
На пустыри под фонари
Псалтырь или Апостол.
Но в полночь смолкнут тварь и плоть,
Заслышав слух весенний,
Что только-только распогодь —
Смерть можно будет побороть
Усильем Воскресенья.
1946 г.